Алексей Верижников Руководитель управления, Москва Текила, кактус, гитара – перед глазами появляется картина небогатой и не сильно развитой страны. Любопытно, что по общему уровню благосостояния она стоит бок о бок с Россией, которая все еще мнит себя сверхдержавой.
О сходствах и различиях на «внутренних кухнях» и, конечно, о судьбе нашей страны рассуждает Алексей Верижников.
Алексей Верижников
Просто Мария…
К Мексике в России до сих пор принято относиться снисходительно. Мол, бедные они и слаборазвитые.
Ходят там в своих сомбреро, на гитарах бренчат – ну, чисто цыгане. А те немногие богатые, которые у них под кактусом случайно обнаружились, единственное что делают – так это плачут.
Еще бы, текилу кактусом закусывать. Больно все-таки.
То ли дело мы – сверхдержава. О!
Однако если мы посмотрим на статистику, то реальных оснований для нашего высокомерия в отношении Мексики останется совсем немного. Самый богатый человек в мире – это не американский миллиардер и не русский олигарх, а мексиканский телекоммуникационный магнат Карлос Слим.
ВВП на душу населения, рассчитанное по паритету покупательной способности, в 2009 году в России составляло $15 тыс., а в Мексике – $14 тыс. С учетом сходной картины с социальным расслоением (на одном полюсе – очень богатые, а на другом – очень бедные), по общему уровню благосостояния мы и мексиканцы, на самом деле, находимся в одной весовой категории.
Как и в России, в Мексике все норовят перебраться в столицу. При населении в 110 млн человек в столице Мехико с ближайшими пригородами уже проживает около 25 млн (это в два больше, чем сейчас живет в Москве).
Как и в Москве, при общей неустроенности городского быта в Мехико есть свои «островки гламура» – дорогущие клубы, парковки роскошных автомобилей возле них, умопомрачительные красотки, охранники-мордовороты, вспышки фотокамер модных фотографов и так далее. Чтобы добраться до всей этой «красоты», и у них, и у нас нужно прыгать с кочки на кочку по городской грязи.
Если мы посмотрим на структуру экономики, то обнаружится еще один замечательный повод для российско-мексиканского братания. Основу мексиканской экономики составляют нефтегазовая отрасль, черная и цветная металлургия, производство химических удобрений.
Высокие технологии представлены сборочным производством автомобилей (отчасти «отверточным»), налаженным там мировыми автогигантами с целью экономии на стоимости рабочей силы. Ничего более высокого в смысле технологий в мексиканской экономике как-то не наблюдается.
До нынешнего кризиса основу иностранных инвестиций, как в мексиканскую, так и в российскую экономики, составляли портфельные инвестиции в акции местных сырьевых и металлургических компаний. Как только в 2008 году начали поступать «плохие новости» с мировых бирж по поводу цен на сырье и металлы, началось стремительное бегство иностранного капитала с обоих рынков.
Результат известен: в 2009 году по темпам снижения объема ВВП Мексика со своим падением на 7% и Россия с отрицательным ростом ВВП в 7,9% заняли, соответственно, «почетные» 19-е и 20-е места в G-20 («большой двадцатке» – группе стран с наиболее крупными экономиками).
Еще что нас роднит с братской Мексикой, так это схожесть «внутренней кухни»: мексиканская государственная бюрократия насквозь пронизана коррупцией, а местная полиция существует в сложном симбиозе с преступным миром – одной рукой с преступностью борется, другая же рука широко простерта для подаяний от наркокартелей на «полицейскую бедность». Все люди, все человеки, и у всех есть семьи, которые нужно кормить…
В обеих странах простой народ обожает слезливые сериалы. Большим достижением постсоветской России является то, что она таки смогла освободиться от «технологической зависимости» от Мексики в деле производства мыльных опер, и теперь наш пипл в полной мере наслаждается обильными глицериновыми слезами своих сериальных богатых, а не каких-то там непонятных донов Педро на босу ногу.
Это то, в чем мы похожи с Мексикой. Что же нас тогда различает?
Три старых больных слона, прихромавших к нам из советской эпохи
Единственное, что нас различает – это инерционное наличие в России технологического наследия Советского Союза. А именно – ВПК, космической и атомной промышленности.
Собственно, это единственные высокие технологии, которые есть в нашем распоряжении (а что вылупится из «яиц Вексельберга», пока еще непонятно – очень хочется поверить в чудо, поскольку это, действительно, наш последний шанс, но циничный внутренний голос почему-то подсказывает, что, скорее всего, все получится «как всегда»). Все три вышеупомянутые отрасли держатся на советском заделе и демонстрируют устойчивую тенденцию к деградации.
Хотя каждая из них катится по наклонной плоскости с разной скоростью – кто-то чуть быстрее, кто-то чуть медленнее. Проблемы, которые присущи всем трем, таковы:
- Разрыв между НИОКР и производством – различные КБ еще что-то могут разработать, а промышленности все сложнее и сложнее это произвести в должном количестве и при должном качестве.
- Отсутствие преемственности поколений: большинство специалистов – как квалифицированных рабочих, так и инженеров – находятся в предпенсионном возрасте, а на смену им придти некому, поскольку система ПТУ разрушена, а нынешнее качество инженерной подготовки в российских вузах оставляет желать лучшего. Да и с денежной мотивацией вопрос до конца не решен.
- И последнее, но, наверное, самое важное – это полное отсутствие в этих отраслях стратегического видения и подмена долгосрочных перспектив развития ограниченным коммерческим мышлением и близорукой жаждой «быстрого и надежного доллара».
В атомной промышленности дела, кажется, идут чуть лучше, чем в двух остальных. Для нее даже поставлена амбициозная задача – завладеть четвертью мирового рынка строительства атомных электростанций.
Но, как комментируют сами атомщики, они бы рады, да только наша промышленность атомные реакторы в таком количестве вряд ли построит.
Космическая отрасль продолжает заниматься так называемым космическим извозом. На «Союзах» и «Протонах», спроектированных в 1960-е годы, доставляет космонавтов и грузы на МКС и радуется зарабатываемым таким образом денежкам. «Союзы» и «Протоны» являются примитивными в хорошем смысле системами и демонстрируют очень высокую степень надежности.
Вот только консервация технологий полувековой давности никогда никого до добра не доводила. Например, по идее, на железных дорогах можно было бы до сих пор пользоваться паровозами. А что? Штука простая и надежная.
При необходимости и на дровах работать может.
Однако почему-то сейчас правят бал скоростные поезда, развивающие скорость свыше 300 км/час. Есть у нашего космического ведомства «бумажный» проект нового космического корабля, рассчитанного на шесть космонавтов и предполагающего повторное использование спускаемого аппарата.
Но даже если его, в конечном счете, построят, куда на нем собираются лететь? МКС прекратит свое существование либо в 2015-м, либо, в крайнем случае, в 2020 году.
Своей орбитальной станции строить мы, вроде бы, пока не собираемся. А планы пилотируемого освоения дальнего космоса (Луна, Марс) у России тоже отсутствуют.
Да, мы пока еще летаем в космос.
Но уж больно «нызенько».
Самая печальная история происходит с ВПК и с его способностью (желанием?) оснащать новым вооружением нашу армию. Даже сами военные, обычно не склонные выносить сор из избы, вынуждены признавать, что дела идут далеко не блестяще.
«Возрожденная мощь»
Владимир Поповкин, замминистра обороны и начальник службы вооружений Вооруженных сил РФ, признал, что на данный момент доля новых вооружений в войсках составляет порядка 6%. Причем под новыми подразумеваются вооружения, поставленные в ВС после 1991 года.
То есть в большинстве случаев речь о запоздалом внедрении разработок советских оружейников середины 1980-х годов. Интересна и динамика поставок.
Как неоднократно писал известный военный обозреватель Александр Храмчихин, в «тучные нулевые» в Вооруженные силы России поступило примерно столько же новой техники, как и в «лихие 1990-е». А по некоторым позициям даже меньше. Соответственно, есть повод призадуматься…
Существует огромный разрыв между парадно-выставочной реальностью, а также оптимистичной картинкой «Первого канала» телевидения о возрождении мощи наших вооруженных сил, с одной стороны, и реальной оснащенностью армии и флота – с другой. Все широко разрекламированные образцы российского супероружия типа «Искандеров» и зенитных систем С-400 поступают в войска исключительно в штучном количестве, а реальная потребность в них измеряется сотнями.
Как говорил в свое время Никита Хрущев, чтобы достойно показывать кузькину мать, ракеты нужно делать как сосиски.
Российский надводный флот к 2020 году окончательно превратится в груду металлолома. То, что сейчас реально строится для надводного флота и, видимо, будет достроено к 2020 году – это один фрегат и три корвета, то есть корабли ближней морской зоны.
Все остальное, если и останется на плаву, то не будет представлять из себя никакой реальной боевой ценности, поскольку срок службы военных кораблей свыше 30-40 лет приемлем только для авианосцев, да и то с оговорками. К 2015 году в России практически не останется эффективной истребительной авиации.
Уже к 2012 году срок службы всех стоящих сейчас на вооружении Су-27 и Миг-29 превысит 20 лет, а для истребителей, предназначенных для завоевания господства в воздухе или предотвращения завоевания господства в воздухе противником, это предельный срок по физическому и моральному старению. Можно, конечно, возразить, что в некоторых странах до сих пор стоят на вооружении американские «Фантомы» времен вьетнамской войны и советские Миг-21 того же периода.
Но весь нюанс состоит в том, для чего предназначаются истребители – для символического обозначения, что и у нас «что-то есть» в ВВС, или для решения реальных боевых задач в воздухе. К 2015 году, помимо того, что относится к категории «летающих гробов», вся наша истребительная авиация будет состоять из 30 так называемых «алжирских» Миг-29, недавно построенных нашими авиастроителями и забракованных правительством Алжира из-за якобы имеющихся в них контрафактных узлов и деталей (дело темное, но, как известно, дыма без огня не бывает), и 48 строящихся сейчас Су-35, самолетов поколения 4++, представляющих собой глубокую модернизацию Су-27.
Естественно, можно всплеснуть руками и сказать, а как же наш суперпроект – истребитель пятого поколения Т-50? Разве это не «наш ответ Чемберлену»?
Прежде всего, честь и слава нашим авиационным конструкторам, которые по нынешним временам все же смогли его разработать. Но сразу возникает вопрос, в каких количествах наша военная промышленность готова его производить, а гособоронзаказ – оплачивать это производство?
Для сравнения: сейчас госооборонзаказ и Объединенная авиационная корпорация способны потянуть строительство десяти Су-35 в год при цене одного самолета примерно в $40 млн. Предполагаемая цена Т-50 – примерно $100 млн.
Соответственно, если экстраполировать существующую ситуацию – производственные мощности/имеющееся финансирование, – то Т-50 будет производиться в количестве 3-4 штуки в год. А, по идее, это ведь массовый самолет, который должен противостоять массовому натовскому F-35!
НАТО хоть и порядком задержалось с запуском F-35 в серию, все равно планирует к 2020 году произвести порядка 1,5 тыс. таких машин. У нас, если Т-50 пойдет в серию в 2015 году, как было запланировано (что, на самом деле, маловероятно, поскольку у нас запуск в серию всегда сдвигается как минимум на 2-3 года), то при самом оптимистичном сценарии к 2020 году их будет произведено порядка 15-20 штук.
Итак, к 2020 году из способного летать и как-то конкурировать в воздухе с зарубежными аналогами у России будет порядка 100 истребителей: примерно 15-20 Т-50, около 50 Су-35 и около 30 болезных «алжирских» Миг-29 (причем у последних шансы выстоять в воздушном бою против F-35 примерно такие же, как у советских И-16 против Мессершмитта-109 в 1941 году). К этому времени у НАТО будет около 1500 F-35 и 150 «Рапторов», самолетов пятого поколения (плюс к этому еще нужно добавить порядка 300 французских Rafale поколения 4++, которые вполне конкурентоспособны с нашим Су-35).
Китайцы же, которым удалось скопировать наш Су-27, видимо, доведут свой клон к 2015 году до уровня нашего Су-35, а к 2020 году наклепают их порядка 500 штук. Сравнение нашей «возрожденной боевой мощи» с возможностями соседей делайте сами.
Самое интересное, что на этом, в общем-то, безрадостном фоне продолжается активная близорукая коммерческая деятельность российского ВПК. Для себя мы строим 48 Су-35, а для Индии в рамках проходящего сейчас тендера пытаемся продать 126 Миг-35.
В 2010 году на вооружении армии Китая ставится пять дивизионов российских С-300, а российскую армию в 2010 году поступит всего один дивизион С-400. Только в этом году армии ряда стран Ближнего Востока получат более 60 зенитных систем ближнего действия «Панцирь», а наша армия получит всего 20 «Панцирей», причем поставка будет растянута на пять лет до 2015 года (то есть по четыре установки в год).
В российской армии сейчас стоят на вооружении около 500 танков Т-90, в Индию их планируется поставить более тысячи. И этот список можно продолжать до бесконечности.
Если в 1990-х эта политика была еще как-то оправдана, поскольку в условиях минимального финансирования ВПК нужно было найти способ, чтобы сохранить коллективы оборонных КБ и заводов, то сейчас она выглядит, мягко говоря, нелогичной. Хотя объяснение найти все-таки можно.
Как ни относиться к такой неоднозначной личности, как политический комментатор Станислав Белковский, у него есть одно верное наблюдение: нынешний российский режим при всем его внешнем «имперском» фасаде на самом деле является режимом глубоко коммерческим, причем мелочно коммерческим. Никакой другой миссии, кроме обслуживания краткосрочных денежных интересов правящей элиты, у него, в общем-то, нет.
И эти мелочные краткосрочные интересы прикрываются активным «патриотическим» пиаром.
Хочется, конечно же, сказать, как отрезать: «У России есть только два союзника – армия и флот!» Но и этих двух при внимательном рассмотрении тоже, увы, не обнаруживается. Как писал уже упоминавшийся Александр Храмчихин, в существующем виде российские вооруженные силы абсолютно избыточны для решения таких задач, как борьба с северокавказскими партизанами или ведение боевых действий со слабыми в военном отношении внеблоковыми странами нашего «южного пояса» типа Грузии, и абсолютно недостаточны для купирования гипотетических угроз со стороны Китая или НАТО.
фанни каплан / fanny kaplan — повод накрыться @capella 31/12/2014
Критики скажут: «А как же наш статус ядерной державы? Ведь наличие у нас ядерного оружия точно удержит поджигателей войны от всяких ненужных авантюр!» Но и с ядерным оружием тоже, к сожалению, все не слава Богу.
Продлевать срок службы поставленных в советское время на вооружение «Стилетов» и «Воевод» до бесконечности невозможно. Новые «Тополи-М» поступают в РВСН в год по чайной ложке.
А испытание злополучной «Булавы» обнажило еще одну более чем деликатную проблему: синдром «качества сборки «Жигулей» в святая святых – стратегический ядерных силах (СЯС). По мнению Юрия Соломонова, генерального конструктора «Булавы», основная причина неудачи его детища – это дефекты в узлах и агрегатах системы.
При этом этих дефектов настолько много, что возникает эффект «тришкиного кафтана» – стоит устранить дефект в одном месте, как он сразу возникает в другом, самом неожиданном. Но ведь опытные образцы «Булавы» собираются на том же самом Воткинском заводе, что и серийные «Тополи-М».
Было бы странно, если бы в головы зарубежных аналитиков не закралась мысль: а, может, «Тополь-М» – он тоже того…от «Жигулей» по качеству и надежности недалеко ушел?
Подытоживая данный раздел, можно сделать предположение, что если ВПК, космическая и атомная промышленность и дотянут до 2020 года, то уж в больно рудиментарном виде, и тогда грань, отделяющая Россию от Мексики, станет совсем уж тонкой. Интересно, что мы будем делать в 2020 году, когда эффект голого короля обнаружится со всей неизбежностью, и уже никаким пиаром эту наготу не прикрыть?
Расслабляемся и получаем удовольствие?
Для читающей публики большинство изложенных выше фактов Америку не открывают. Поэтому автор не ставил перед собой задачу открытия Мексики или, вернее, открытия России в качестве второй Мексики.
Вопрос состоит в том, как этим знанием распорядиться?
Первое, что, наверное, можно сделать – это адекватно осознать самих себя в новых условиях и перестать носиться с фантомной сверхдержавностью как с писаной торбой. В плане адекватности самовосприятия мы сейчас во многом похожи на сорокалетних мужиков, которые по инерции продолжают представлять себя совершенно нереальными мачо, при виде которых все малолетки от восторга писаются.
Хотя на самом деле живот висит, с утра физиономия выглядит так, что, глядя на свое отражение, хочется купить новое зеркало, а если кто еще и обращает на тебя внимание, так это немногочисленные любительницы винтажа.
Предвосхищая возможные упреки: вот, мол, очередной диагноз стране поставили, а вы бы, что делать нужно, лучше рассказали, – можно предложить на суд аудитории два возможных сценария:
- расслабиться в своей «мексиканской» ипостаси и получить удовольствие;
- из Мексики постараться стать хотя бы…Бразилией.
При первом сценарии нужно просто полюбить себя таким, каков ты на самом деле есть – с животом и мешками под глазами – и перестать изводить себя ненужными комплексами: каким бы ты мог быть, если бы ходил в спортзал и сидел на диете, и тому подобное. Даже если Россия вообще ничего делать не будет, то в ближайшие 10-15 лет из «большой двадцатки» она все равно не вывалится – углеводородный ресурс не позволит (хотя остаться в «десятке» будет уже проблематично – Бразилия активно на пятки наступает).
Между прочим, место Мексики в мировой табели о рангах далеко не самое последнее. Мексика входит в престижный клуб OECD (организация экономически развитых стран), в который Россия пока только стремиться попасть.
Если сравнивать Мексику с США и Канадой, то сравнение будет, конечно, не в пользу первой. Но на фоне всяких там гондурасов, доминиканских республик, мали, чадов, да, впрочем, и наших таджикистанов/кыргызстанов, Мексика выглядит очень даже ничего.
Кроме того, если три российских высокотехнологичных слона, доставшихся в наследство от СССР, все же умрут естественной смертью от старости, то Россия приобретет «идеальную» форму, которая снимет все существующие противоречия с Западом. Для Запада совершенно не нужно расчленение России, тем паче ее оккупация (замучаешься с гуманитарными миссиями типа гаитянской или афганской).
Гипотетическая формула любви Запада к России представляет из себя следующее уравнение: Россия является умеренно благополучной страной (в смысле, не голодной и не требующей гуманитарной помощи), но абсолютно не значимой в технологическом, глобально-политическом и военном плане.
Небезызвестный Збигнев Бжезинский, который, будучи отставным чиновником, соображениями политкорректности себя не очень утруждает и довольно откровенно высказывает то, о чем текущие американские администрации предпочитают деликатно умалчивать, во втором издании своей знаменитой книги «Великая шахматная доска» сделал такое предположение, что России все равно будет некуда деваться, как стать младшим партнером Запада. Термин «младший партнер Запада» Бжезинский расшифровывает следующим образом: Россия полностью раскрывает свои сырьевые рынки для западных корпораций, в то время как Запад лишь частично приоткрывает свои рынки для России и не несет перед ней каких-либо далеко идущих обязательств.
Передовыми технологиями Запад с Россией тоже делиться совершенно не обязан.
Если вернуться к аналогии Россия – Мексика, то существующие в рамках NAFTA (Североамериканское соглашение о свободной торговле) отношения между Мексикой и США описываются именно такой концепцией младшего партнерства. Частичная открытость американского рынка для Мексики способствует физическому росту мексиканской экономики, но при этом консервируется ее технологическая отсталость.
На территории Мексики американцы просто организуют сборочные производства из американских же комплектующих (в том числе, упоминавшееся выше автомобильное производство), экономя на стоимости рабочей силы. Потом милостиво разрешают экспорт произведенной продукции в США.
Вопрос развития на территории Мексики высокотехнологичных индустрий в задачи NAFTA не входит. Кроме того, если между США и Канадой, другим членом NAFTA, налажено более-менее свободное движение рабочей силы, то между США и Мексикой продолжает существовать визовый режим и жесткие квоты на выдачу разрешений на работу в США.
Отменять этот визовый режим американцы в обозримом будущем не собираются (наоборот, активно строят современный аналог Великой китайской стены с электронными датчиками на протяжении всей американо-мексиканской границы). Мексиканская элита получает американские визы без особых проблем, но все равно вынуждена проходить через визовую процедуру (состояние визового вопроса между Мексикой и США сейчас находится примерно в той же точке, что и состояние визового вопроса между Россией и Евросоюзом – «упрощенное получение виз для отдельных групп граждан» без внятной временной перспективы отмены визового режима в будущем).
Збигнев Бжезинский, утверждая, что для России не остается другого варианта, кроме как стать младшим партнером Запада, не учел варианта становления ее младшим партнером Китая. На самом деле, если следовать инерционной логике расслабления и получения удовольствия, то для России в десятилетней перспективе будут маячить две опции – либо «ложиться» под Запад (США и ЕС) по мексиканской модели в рамках какого-нибудь восточного партнерства во имя модернизации, либо «ложиться» под Китай по модели бирманской.
Бирманская модель предусматривает, что Китай строит в стране всю инфраструктуру, которая сама страна построить не в состоянии, – дороги, склады, порты, и так далее – и получает полный контроль над ее природными ресурсами. По этой модели, Китай, в качестве «патрона», обязуется прикрывать существующий в данной стране режим на международном уровне.
То есть хоть вы захлебнитесь в коррупции или практикуйте публичные казни диссидентов на центральных площадях своих городов, Китай вас все равно «отмажет».
Выбирать самостоятельно между этими двумя «расслаблено-удовольственными» опциями, скорее всего, не придется. Видимо, просто будем стоять у дороги в короткой юбке, дожидаясь, когда кто-нибудь из проезжающих мимо – либо дядя Сэм, либо товарищ Хуэй – первым скажет: «А ну-ка, прыгай в машину, детка!» Единственное, что можно здесь прокомментировать, что при транслитерации на русский распространенной китайской фамилии Hui, буква «э» добавляется исключительно ради сложившийся в русском языке цензурных норм.
Фонетически звук «э» там, на самом деле, отсутствует. Так что с товарищем Хуэем, наверное, будет жестче.
Стремительнее диких обезьян
Второй сценарий – попытаться из Мексики стать Бразилией – у многих может вызывать недоумение. В массовом общественном сознании про Бразилию у нас известно, что там много диких обезьян.
Гораздо менее известно то, что Бразилия является одной из немногих незападных стран, которым частично удалось преодолеть так называемое сырьевое проклятье. При наличии сырьевых ресурсов, сопоставимых по запасам с российскими, Бразилии, тем не менее, удалось добиться того, что сейчас в структуре ее экспорта примерно половина приходится на продукцию обрабатывающей промышленности достаточно высоких переделов.
У Бразилии есть своя космическая программа (пока речь идет о непилотируемых полетах), бразильская авиастроительная корпорация Embraer является одним из лидеров мирового рынка по строительству ближнемагистральных самолетов, производство компьютеров и биотехнологии играют заметную роль в бразильской экономике, Бразилия совместно с Францией разрабатывает атомную многоцелевую подводную лодку для защиты своего континентального шельфа. И этот список можно продолжить.
Не претендуя на сверхдержавность и, наверное, осознавая всю нелепость такой претензии, если бы она вдруг даже возникла, Бразилия, между тем, очень жестко стремится к тому, чтобы стать ведущей региональной державой во всех ключевых измерениях – экономическом, политическом и военном. И в этом своем стремлении она входит пока еще в «подковерный» конфликт с Соединенными Штатами.
США периодически раздают комплименты Бразилии по поводу демократического характера правления и реальной конкурентности в рамках существующей политической модели («демократическая» Бразилия противопоставляется Госдепом «авторитарной» России). Вместе с тем, США довольно часто выражают глухое раздражение по поводу растущей самостоятельности Бразилии в финансовой, технологической и военной сферах.
Демократия демократией, но сильные конкуренты на региональных рынках США не нужны.
Амбиции Бразилии подкрепляются внятной стратегией, прежде всего в области науки и образования. Темпы роста расходов на науку в стране в четыре раза превышают среднемировые.
Во всех ведущих университетах страны около половины мест зарезервированы для талантливых выходцев из небогатых семей, не способных самостоятельно платить за свое образование (местным ломоносовым создают равные стартовые условия с детьми элиты). Подобные бразильским амбиции стать ведущими державами в своих регионах есть у Турции, Ирана и даже Индонезии.
Аналогично бразильскому случаю, у них все также подкрепляется конкретными программами развития. Так в Турции рост расходов на науку в пять раз превышает среднемировые, а в Иране – аж в 11 раз! Если мы возьмем достаточно крупные развивающиеся страны, которые находятся примерно в одной весовой категории по таким параметрам, как развитость экономики и ВВП на душу населения, а именно Россию, Мексику, Бразилию, Турцию и Иран, то мы увидим следующую картину:
- Мексика «загорает» – у нее нет ни амбиций, ни стратегии. Интегрированность в экономику США на правах младшего партнера обеспечивает ей более чем умеренное благосостояние и консервацию технологической отсталости.
- Россия проедает остатки советских достижений и демонстрирует успехи куда более скромные, чем могла бы на основе той базы (уровень образования населения и развития науки), которая ей досталась по наследству. Внятная стратегия развития у нее отсутствует. Ее заменяет нереально раздутый «сверхдержавный» пиар – внутренний и внешний.
- Бразилия, Турция и Иран пытаются прыгнуть выше головы с учетом низкой базы развития, с которой они стартовали. И в чем-то им это удается. Правда, в том, что касается Ирана, то играет он почти на грани фола.
В сложившихся обстоятельствах и с учетом не самых утешительных итогов 20 лет постсоветского развития, для России реальной задачей было бы попытаться стать ведущей державой в своем регионе, имея в виду Бразилию как некий мировой benchmark развивающихся рынков с численностью населения 120-250 млн человек, а Турцию – как партнера-конкурента, с которым ты борешься за званием самой значимой экономики, находящейся по периметру Евросоюза. Если критики скажут, что мы и так ей пока являемся, то им можно возразить, что все не вечно.
По численности населения через 20-30 лет Турция практически сравняется с Россией, а поскольку ее стратегия развития и внутренние силы являются более здоровыми, чем российские, то было бы несколько опрометчиво смотреть на свою южную соседку сверху вниз. Вместо постановки выполнимых задач, в России, увы, лишь продолжают оттягивать момент публичного обнажения короля.
Интересно все же, чем таким нас удивит его императорское величество в смысле анатомических подробностей?
Кто же поведет нас в даль светлую, амазонскую?
Чтобы понять, кому нужно/или не нужно формирование внятной и реалистичной стратегии развития России, нужно представлять из каких групп интересов состоит наш социум. На самом грубом уровне обобщения, можно выделить три основные группы:
- «Жвачно-сериальные» – примерно, 90% населения
- «Оффшорные государственники» – примерно, 7%
- «Брюзжащие недовольные» – примерно, 3%
«Жвачно-сериальным» нужно очень немного: бутылочка на столе, тарелочка с макаронами, просмотр сериалов по будням и Петросяна по выходным, ну, и покупка бытовой техники в кредит, как предел мечты. Не нужно бросать в них камень.
В государствах Латинской Америки и Южной Европы «жвачно-сериальные» тоже составляют большинство населения. Главное, чтобы был «пастух» из местной элиты, способный направлять это стадо, дабы оно не вытаптывало и не загаживало одно и то же пастбище.
«Оффшорные государственники» – это очень неглупые, и, как правило, волевые и энергичные люди. Все они прекрасно понимают.
Послание Urbi et Orbi «Вперед, Россия!», а также нынешняя инициатива по строительству сколковского инкубатора для подогрева приснопамятных «яиц Вексельберга», свидетельствуют о таком понимании. Другой вопрос, приводит ли это понимание к каким-либо реальным действиям, помимо разворачивания очередных пиар-кампаний?
Понимание может вступать в конфликт с реальными интересами, и тогда вопрос обычно решается не в пользу понимания. В дополнение к уже упоминавшейся характеристике Станислава Белковского российской правящей элиты как «мелочно коммерческой», стоит привести мнение известного российского экономиста Михаила Делягина (кстати, оно недавно цитировалось на E-xecutive Юрием Зиненко в разделе «Творчество без купюр»).
Так, Михаил Делягин полагает, что российская элита жестко, прагматично и эффективно решает те задачи, от решения которых у нее что-то оседает в кармане. Если непосредственный денежный интерес отсутствует, то при решении задачи служебное рвение пропадает, и все отдается на откуп политтехнологам и пропагандистам – мол, пусть, как хотят выкручиваются и объясняют, что все это безобразие и есть «вставание с колен».
У «оффшорных государственников» позиция предельна ясна: да, мы не слепые, и все видим, но жизнь коротка, и она дается только один раз. Поэтому нужно успеть «зерна натырить», чтобы и детям, и внукам хватило.
Кстати, при всей государственной риторике эти люди все же предпочитают своих детей и внуков отправлять учиться заграницу и там же иметь приличный оффшорный аккаунт, дабы в случае срочной эвакуации с горячо любимой родины, было на что в городе Лондоне перекантоваться.
Между «оффшорными государственниками» и «жвачно-сериальными» нет никакого серьезными конфликта. «Жвачно-сериальные» могут, конечно, пройтись насчет того, что рыба тухнет с головы, но, на самом деле, они очень рады тому обстоятельству, что и им дали поучаствовать в сладостном процессе гниения. «Оффшорные государственники», на самом деле, выполнили свой социальный контракт перед «жвачно-сериальными»: немножко поделились с ними рентными доходами от экспорта природных ресурсов и обеспечили уровень благосостояния, сопоставимый с позднебрежневским (на фоне травмы 1990-х, когда уровень жизни большей части российского населения упал в разы по сравнению с когда-то презираемым советским уровнем жизни, такой подарок в «нулевые» от власть предержащих был поистине царским). Ценой решения вопроса было повышение зарплатоемкости российского ВВП с 23% в 2000 году до 40% в 2010 году при практически нулевом росте производительности труда.
То есть зарплатоемскость ВВП у нас теперь на уровне стран Евросоюза, а производительность труда по-прежнему сопоставима с западноафриканской и карибской. Таким образом, борьба за конкурентоспособность национальной экономики и установление внутренней социальной гармонии вошли в некоторое «естественное противоречие». «Зарубежные злопыхатели» во время прошлогоднего кризиса сильно надеялись, что пошедшие вниз нефтяные цены пошатнут сложившееся «единство партии и народа».
Однако просчитались. Падение реальных доходов населения на 5% и уровня потребления на 7% – это совсем еще не повод оказываться от дарованной привилегии – «немножко работать, чтобы скромно (но все же больше, чем работать) потреблять».
Тем более что в горячо осуждаемые «лихие 1990-е» массовое потребление падало в разы. Чтобы вышеупомянутое «единство» действительно дало трещину, нужен вселенский катаклизм масштаба «катастройки» конца 1980-х – начала 1990-х.
А его статистическая вероятность равна примерно тому, что «Земля когда-нибудь налетит на небесную ось».
Когда двое по-настоящему любят друг друга, то третий всегда становится лишним. У нас в стране эти лишние – те самые 3% «брюзжащих несогласных».
Речь здесь идет не только о нескольких десятках энтузиастов, которые по Садово-Триумфальной площади бегают и с ОМОНом в прятки играют. Эти 3% вбирают в себя всех, кому по-настоящему не нравится, что происходит в стране, и кто готов нелицеприятно анализировать сложившуюся ситуацию, а также предлагать из нее варианты выхода.
Но, вот, беда – у каждого из них есть свое нежно взлелеянное мнение, и им никак не договориться друг с другом ни о предмете спора, ни о терминах, в которых этот спор ведется. Если бы среди пауков и сколопендр были свои интеллектуалы, и их случайно поместили бы в одну банку, то уровень диалога был бы примерно сопоставим (что мы довольно часто наблюдаем в комментариях на E-xecutive, а равно и других интернет-форумах).
Более того, если бы они вдруг паче чаяния о чем и договорились (каких только чудес в жизни не бывает: может быть, палестинцы с израильтянами тоже когда-нибудь полюбовно до чего-нибудь договорятся?), то их консолидированное мнение все равно было бы глубоко безразлично остальным 97% населения. У «жвачно-сериальных» брюзжащие несогласные проходят по категории городских сумасшедших, то есть людей добровольно себя дистанцировавших от сермяжной правды корыта (ведь не несогласные же туда корм насыпают).
А «оффшорные государственники» брезгливо-снисходительно позволяют брюзжащим несогласным юродствовать в Интернете. Вреда абсолютно никакого, а пар, однако, выходит.
В ожидании Всадника на белом коне
Недавно известный астролог Павел Глоба (представляю возмущенные комментарии: «Надо же, он сюда еще и Глобу приплел!») составил долгосрочный прогноз развития России, согласно которому примерно с 2020 года страной начнет править некий Всадник на белом коне, с восшествия которого на престол жизнь в России начнет налаживаться самым решительным образом. В профессии астрологов нужно за базар отвечать – по прошествии определенного времени демонстрировать хотя бы частичное совпадение прогнозов с наступившей реальностью.
Поэтому, в общем-то, Глобу за язык никто не тянул, и если бы он напрогнозировал что-то вроде, что к 2020 году у России будут определенные успехи, но одновременно она столкнется и с некоторыми проблемами, он бы обеспечил себе надежное прикрытие от огня критики по поводу точности своих звездных предвидений. Но, тут, немного нимало – Всадник на белом коне!
Откуда же он, родимый, прибудет?
Невольно вспоминается сюжет из фильма «День выборов». Его герои обсуждают, что в ходе предвыборной кампании в одном из волжских регионов хорошо бы задействовать такой проверенный пиар-ресурс, как тема казачества.
Когда же один спрашивает у другого: «Откуда же на Волге казаки?!» – то тот с нагловатой уверенностью ему отвечает: «Откуда-откуда… Прискакали!» Так же, видимо, обстоят дела и с нашим Всадником. Исходя из сложившегося сейчас в стране расклада, совершенно непонятно, откуда же он должен прискакать.
Видимо, Павел Глоба больше в теме, что там происходит в небесной канцелярии, и какие ресурсы – природные и пропагандистские – еще остались в России незадействованными. Но, в любом случае, их обнаружение станет столь же приятным сюрпризом, как и обнаружение кимберлитовых трубок при ректальной диагностике.
А пока мы ждем Всадника на белом коне, нужно как-то скоротать время. Например, сходить в магазин пляжных принадлежностей и обзавестись широкополым сомбреро.
Настолько широкополым, чтобы можно было гарантировано прикрыть весь открывающийся срам.
