В начале года во многие американские банки стали приходить загадочные письма. На руки клерку, вскрывшему конверт, высыпался белый порошок, к которому прилагалась записка «Пришло время расплаты».
Потом злоумышленника задержали, но нервов банковским служащим он успел попортить преизрядно.
У нас злоумышленника, который портит нервы банкингу, искать не надо. С этой ролью вполне успешно справляются власти.
Недавно пришлось как-то систематизировать в своей базе данных информацию об основных решениях тех или иных ветвей (а также «веточек» и «сучков») власти в отношении банковского рынка за последние несколько лет. Если отринуть мелкие подробности, то общее впечатление безрадостное.
Припомним по очереди.
…Пресловутый 115-й закон о «противодействии легализации», то бишь, призванный помешать мафиози бросить свое неспокойное ремесло и отойти от дел, вложившись в что-нибудь пристойное и тихое. Сам закон не столь зловреден, но вот многочисленные инструкции и практические трактовки его поставили банки в позу… скажем так, виноватого страуса.
Мероприятия по 115-му проводятся таким образом, что сразу становится ясно: банки — это априори союзники подлого злоумышленника, пытающегося отмыть преступные деньги. И этому союзнику в лучшем случае могут «сбросить срок», только если он «застучит» своего подельника.
…Не менее пресловутая эпопея с ЭПС и атакой санитаров Онищенко на банки. Сейчас, про прошествии некоторое времени, остается вполне определенное послевкусие после всей этой истории.
Банки — этакие паршивцы, пытающиеся одурачить честной народ, а власти — это спасители, которые бросаются народу на помощь, едва натянув белые халаты. То, что сами власти были не готовы или ленились как-то регулировать кредитный бум почти до самой его (бума, разумеется) благополучной кончины, как-то и не отложилось.
А мерзавец-банк был наказан китайской пыткой — необходимостью рассчитывать ЭПС по формуле Центробанка, увидев которую, Ферма бы отрезал себе уши вместо Гогена. Правда, потом наказание было смягчено и ЭПС замене пожизненным расчетом ПСК.
…Тема уполномоченных «комиссаров» от Центробанка, которых надо приставить к каждому банку. Опять же если отрешиться от профессиональных подробностей, то со стороны это выглядит вполне определенно: банкирам доверять не приходится, они изначально злокозненны и без присмотру оставаться не могут.
ЭКСПЕРИМЕНТ: ЖЕЛЕЙНЫЙ МИШКА + ПОРОШОК ?!
…Права АСВ на санацию — на эмоциональном уровне тоже воспринимается однозначно. Социально опасный больной должен быть под присмотром крепких парней, имеющих право на применение смирительной рубашки и принудительных уколов.
Это все — по части кнута. По части пряника — «список 27», приобщенных к рефинансированию из закромов ЦБ, список аккредитованных при АИЖК, список аккредитованных при том же АСВ.
Что же все это так до боли напоминает? Прямо как у Ильфа и Петрова: Остап долго пытался припомнить, где же он видел эти честные голубые глаза.
Потом вспомнил — в Таганской тюрьме, где сам сидел по пустяковому делу… Именно на эту ассоциацию сразу же вышел один мой некогда имевший дела с уголовным миром знакомый, увидевший мои «банковские» записи: «Слушай, ну тут все прям как у нас!».
Действительно, взаимоотношения с банкингом очень напоминают тюремные правила и понятия. Мероприятия по 115-му — типичный способ «колоть сокамерника»: мол, дашь показания на соседа по камере, сам выйдешь из подозрения.
История с ЭПС напоминает старый принцип советской «уголовки» — что не разрешено, то запрещено. Идея уполномоченных — «калька» с типичной уголовщины: вор в законе в каждую тюрьму или камеру назначает смотрящего, чтобы приглядывал и за порядком и за тем, как бандитский общак тратится.
Права на санацию — типичный вариант с применением администрацией тюрьмы карцера: «там-то из тебя дурь выбьют». Ну а списки «раздатчиков пищи» — так это вообще типичный ход опытной тюремной администрации, которая помимо своей формальной власти озабочена и о неформальном авторитете.
В этот контекст легко вписывается и принятый на днях Госдумой закон об инсайде — когда в тюрьме неспокойно, надо особенно тщательно работать со «стукачами».
…С другой стороны, власти особенно в таком подходе и винить-то не приходится. Просто они по другому не привыкшие. Это у них семантические корни о себе напоминают.
И во время кризиса — все сильнее и сильнее.
В речах представителей власти все чащи звучат уже даже не нравоучения, а твердость надзирателя. Заметили, как любой «госмуж» сегодня рассуждает о банкирах и бизнесменах?
Морда мрачная, глаза мечут искры, на лбу тяжкой думой морщины сведены, скулы так двигаются, будто лимон сожрал заместу рахат-лукуму. Ну, просто статуя Командора, узревшая на фамильном ложе порванный презерватив.
Улыбка, шутка, хоть какой-то призыв к сотрудничеству — это ни-ни. Это пусть вон Обамы всякие так себя ведут.
Наши правители = народ сурьезный. Наоборот, все чаще прорезаются в их голосах какие-то угрожающие нотки.
Все больше решимости нагнуть и выстроить всех и вся. Разумеется, «во имя народа, во благо народа». Так и кажется, что вот сейчас очередной государственный муж перестанет мучаться с терминами вроде «секьюритизация» или «ипотечное рефинансирование», выхватит отвратительного вида револьвер и скажет твердым голосом: «А теперь — горбатый! Я сказап — горбатый!»
И, в обшем-то, будет прав. Горбатые у нас какие-то отношения. Тоскливые.
